Аутодафе - Страница 66

— Как они дали такое с собой сделать? — Господин Хюбер потрясенно покачал головой.

— Скорее следует спросить, кто смог такое сделать с двумя каликвецами, способными противостоять нечисти? Что это за человек такой? — Я смотрел только на брата Курвуса.

— Тот, кто, ища кровь, пришел к старгам, Людвиг. — Монах посмотрел в небо, словно ожидая дождя. — Тот, кого мы искали.

— Однако слово «еретик» ему не слишком подходит. Может быть, вы скажете, что за тварь завелась в этих краях?

— Таких, как он, в старину называли вёлефами.

Я потрясенно присвистнул:

— Их же всех истребили несколько веков назад.

— Как видите, не всех.

Вёлеф — самый опасный из всех колдунов. Его магия и сила сродни демонической. Для волшбы ему требуется кровь жертв, дарующая мощь, которой мог позавидовать любой черный колдун.

Последнего из этих могущественных ублюдков с большими жертвами уничтожили в Сароне давным-давно. Сожгли вместе с темными книжонками, откуда он черпал свои знания. С тех пор официально считалось, что умение повелевать черной кровью утрачено. Так что обнаружить вёлефа в наши времена в каком-то провинциальном кантоне было, по меньшей степени, большой неожиданностью. Если, конечно, брат Курвус ничего не путает, а судя по мертвецам возле сарая, он совершенно уверен в своей правоте.

— Кровь, которую могут добыть старги, сама по себе обладает определенными магическими свойствами и дает еще больше силы. Поэтому он пришел к ним?

— Да.

— Старг он не застал, к сожалению, они как раз к этому времени перевелись, но, думаю, то, что ему не удалось получить у них, он взял у монахов.

— Брата Феломиченцо убили не здесь, — задумчиво произнес Курвус. — Не могли бы вы поискать место, где это случилось? Он где-то обронил очень приметную цепь, вы ее сразу увидите, а я пока схожу к лошадям, за вещами.

Мы переглянулись с законником, и он кивнул за нас двоих.

— Отвратительный день, — произнес господин Хюбер. — И мне кажется, что дальше все будет только хуже.

Я ничего ему не сказал, увидев след, где волочили тело, и пошел по нему, оставив вновь появившегося Проповедника читать молитву над мертвыми под неусыпным взглядом бумажной птахи, спрятавшейся на ближайшем дереве.

От сарая до места гибели Феломиченцо оказалось чуть меньше пятидесяти шагов. Трава на запущенном огороде была выжжена и образовывала треугольник, центр которого пропитался кровью. На земле остались и другие отметины — три углубления.

— Жертвенник или алтарь, — высказал я свое предположение на вопросительный взгляд Хюбера. — Или чаша, куда собирали кровь. А вот и цепь…

Длиной она была ярда два, мелкие блестящие звенья, с одной стороны — петля, с другой — хищный крюк, похожий на половинку литеры «Z», выкованный из синеватой стали. Это очень походило на оружие, пускай и донельзя странное.

Я поостерегся трогать эту штуку, так как рядом с ней лежало нечто неприятное — оторванная человеческая рука, почерневшая, опухшая, с отваливающейся от костей плотью.

Господин Хюбер склонился над ней, несмотря на резкий запах, сказал:

— На ладони следы от звеньев. Они словно выжжены.

— Так бывает с теми, кто не верует. — Брат Курвус подошел, неся на плече объемистую дорожную котомку. — Колдун коснулся святой реликвии, и ему оторвало лапу.

— Вёлеф, убивший двоих воинов Церкви, попался, словно ребенок? — удивился господин Хюбер. — Что-то не верится.

— Здесь следы трех человек. — Каликвец ткнул пальцем на изрытую землю, где разобрать хоть что-то мог лишь опытный следопыт. — Это — ботинки брата Феломиченцо, они такие же, как и мои, гвозди на подошве складываются в крест. Кроме них тут отпечатки еще одних ботинок и сапог. Вёлеф был не один. Скорее всего, он завел ученика.

— Теперь у него лишь ученик-калека. — Законник поднял цепь, посмотрел на звенья. — Что это за реликвия, раз способна так увечить людей?

Брат Курвус, словно не слыша вопроса, поднял оружие и убрал в разом потяжелевшую котомку:

— Вон над тем местом кружит воронье. У меня есть пара вопросов к тому, кого они жрут.

Трава была высокой и мокрой. Ночью здесь прошел дождь, и капли так никуда и не успели исчезнуть. Когда мы подошли к телу, несколько птиц с хриплым гортанным карканьем взмыли в воздух.

Мастер Титко, услышав наши шаги, приподнял голову. Половина лица его все еще оставалась человеческой, другая заросла грубой черной шерстью, и глаз на этой половине был желтый, с вертикальным зрачком, злой, горящий ненавистью. Вместо ног из-под разорванной клювами воронья куртки торчали какие-то ребристые, покрытые короткой шерстью отростки. Его личина расползалась, и зрелище было столь же неприятным и отталкивающим, как и запах серы и гнилого мусора, распространяющийся от беса.

— Думал сбежать от меня с помощью воронов, мастер Титко? Не выйдет, — сказал брат Курвус.

Тот в ответ произнес грязное ругательство, дернулся, но словно прилип к земле.

— Эвон как тебя припечатали мои братья.

— Теперь их будут жрать черви!

— Всего лишь их тела. Они-то уже в раю, а тебе не светит даже ад.

— Ты обещал! — взвыл бес.

— Вернуть туда, откуда тебя и призвали, если поможешь нам и найдешь нечисть, сосущую кровь. Но мне кажется, ты сделал нечто иное. Скажи на милость, как Феломиченцо и Пульо могли умереть?

— Он был силен. Сильнее их!

— Не думаю, что настолько сильнее. Мне кажется, что ты приложил к этому свою нечистую руку.

Титко зашипел, задергался, брызжа смрадной слюной, начал извиваться, а затем, понимая, что все бесполезно, глумливо рассмеялся: