— Ничего удивительного. Я бы тоже убрался при виде черного дракона.
Проповедник не дал себя сбить с темы:
— Теперь оно рыскает где-то на материке, а мы с тобой застряли в Темнолесье.
— Тебя, в отличие от меня, ничто здесь не держит, — напомнил я ему. — Можешь сгонять на Большую землю и поискать нашего друга.
Он с сомнением провел по окровавленной щеке:
— Бросить тебя на дьявольском острове, где нечисти больше, чем на любом из шабашей христианского мира? Неплохая идея. Только ради чего мне это делать? Пугало все равно меня не послушает. Разговаривать считает ниже своего достоинства, так что притащить его сюда на веревке не получится.
— Оно само придет, как только ему надоест торчать на ржаном поле. Я вылил на него столько крови, что оно теперь будет сыто и благодушно, по меньшей мере, несколько месяцев. Так что расслабься.
— Я не могу расслабиться, когда тут каждое дерево и каждое существо несет в себе дьявольское семя. Как ты заметил, они не слишком-то похожи на добрых христиан.
— Добрые христиане есть только в раю и в проповедях приходских священников. В последнее время я начинаю считать, что в нашем мире добрых людей вовсе не существует. Все это миф, дружище Проповедник.
— Тебя в плену у маркграфа по голове случайно не били? — участливо спросила душа. — Не пори чушь. Добрые люди встречаются. Если не веришь, глянь как-нибудь в зеркало.
Я рассмеялся:
— Оставь свою иронию при себе, старый пеликан.
— Я тебя прощаю, потому что ты в любой момент можешь отправиться к праотцам.
— Как ты меня обнадежил. — Я был слишком ироничен для обсуждения столь серьезной темы, как мое здоровье.
— Всегда, пожалуйста, — в тон мне ответил Проповедник. — Я буду подле тебя, молясь Ему, чтобы Он не прибрал тебя в свои райские кущи. А Пугало пока пускай развлекается и режет служак Ордена Праведности в свое удовольствие. Того ублюдка, прости господи меня за столь нелестные для него слова, что сдал тебя в руки людям маркграфа, оно напластало на мелкие ломтики.
— Я уже давно заметил, что у Пугала пунктик по поводу ребят из Ордена, — ответил я. — Даже боюсь предположить, чем они ему так насолили.
— Чтобы довести его до ручки, много ума не надо. Ладно… пойду к океану. Выздоравливай.
Холодный стальной океан, грохот волн, отливы и приливы приводили его в детский восторг, и он торчал на берегу целыми днями. Мой собеседник ушел, оставив меня в одиночестве сидеть в бассейне с теплой ярко-синей водой, пахнущей лесом.
Огни, плавающие над ней, превратились из желтых в светло-зеленые, поугасли, и без того темная ночь стала еще темнее, а звезды над головой — ярче.
Я ощутил движение за своей спиной и повернул голову к угольно-черным древесным силуэтам, чувствуя, как в ушах начинает стучать кровь. Внутри сосудов вспыхнул огонь, начал плавить плоть, и я тут же с головой погрузился в воду, чтобы хоть как-то погасить жар.
Когда я вынырнул, огромная серебристая змея выползала из леса — на мгновение она задержалась, встретившись со мной взглядом, а затем легко и изящно нырнула в бассейн. Рептилия была гигантской, и чешуйчатое тело все еще продолжало вытекать из-за деревьев и медленно соскальзывать в воду, хотя хищная, треугольная голова уже появилась на поверхности совсем недалеко от меня. Она потянулась к моему лицу, стрельнула раздвоенным языком, зашипела и, распахнув пасть, впилась мне в плечо.
При желании такое чудовище могло бы оторвать мою руку одним рывком. Да что там говорить, оно без труда раздробило бы кости даже быку, не говоря уже о человеке, но в данном случае я не был для нее добычей.
Яд, более похожий на расплавленный металл, проник в мою и без того зараженную кровь, заставляя ее вспыхнуть пуще прежнего, а смерч, живущий у меня в груди, получив свободу, ринулся метаться из стороны в сторону, с каждым мгновением вырастая и рискуя сжечь меня живьем.
Я застонал от боли, пошатнулся и ушел бы на дно, если бы мощное, мускулистое тело не оказалось под руками. Я ухватился за змею, повис над ней, хватая ртом воздух, и она обвилась вокруг меня кольцами, нежно и осторожно поддерживая.
Когда приступ закончился, я сказал:
— Все в порядке.
София убрала руки, перестав прижиматься ко мне, испытующе заглянула в глаза:
— Точно?
— Точно. — Мне пришлось постараться, чтобы голос звучал уверенно. — Я в норме. Спасибо.
Женщина отступила на шаг, готовая подхватить меня в любое мгновение, а я оперся на бортик, ожидая, когда яд рассосется в мышцах.
— Все не так хорошо, как я думала, — вздохнула она. — В следующий раз постараюсь быть с тобой осторожнее. Надо снизить порции… лекарства.
Я хмыкнул, покачал головой:
— Не стоит, иначе я засижусь в гостях до второго пришествия. У меня слишком много обязанностей на Большой земле.
Это прозвучало гораздо грубее, чем я рассчитывал.
— Извини, Софи. Твои зубы… они, конечно, помогают, но вряд ли кому-нибудь нравится, когда его кусают.
Она мелодично рассмеялась, и лесные огни подлетели, засияли, закружились над нашими головами.
— Никто не любит лечиться, Людвиг.
По ее обнаженной коже стекали капельки воды, и я старался смотреть только на лицо пророчицы. Она улыбнулась, читая мои мысли, отжала мокрые, лучистые волосы.
— Сколько еще это продлится? — негромко спросил я у нее.
— Знаю, что это неприятно и больно, но, как я уже сказала, все гораздо хуже, чем я считала. Еще недели две… Я так думаю.
Я чертыхнулся про себя. Приехали. Значит, вырваться отсюда я смогу лишь в середине мая.