— Поверь, ты узнаешь, — пообещал я.
— Пять золотых и не более, клянусь моим мужским достоинством!
— Десять, Киорр сын Варотта. Или я уйду, и пусть призраки откусят тебе твое достоинство в первую же ночь. — Я был непреклонен, и он рассмеялся:
— Вот теперь я тебе верю, чужак. Хорошо. Заплачу. Отец доверил мне родичей. Я за них в ответе. Что нужно делать?
— Мне следует обойти деревню. Нарисовать на земле несколько… рисунков. И посмотреть на место, где вы убиваете пленников.
Бородач нахмурился, крепко подумал, затем вынес решение:
— Покажем. Но если замышляешь худое, спустим кожу, даже несмотря на то, что у тебя кинжал из тьмы.
— Тогда моя душа вернется и вопьется тебе в шею. Так что не надо угроз, Киорр сын Варотта.
— Если бы Завусс не пришел с тобой, ты бы уже визжал на колу, чужак, — проронил воин, который до этого все время молчал. — Мы не любим людей с земли, где поклоняются кресту.
— Расходитесь, — по-медвежьи рыкнул Киорр на толпу. — И принесите Завуссу подношения!
Толпа расступилась, словно все ждали этого приказа, и вперед вышла девушка, запястья и щиколотки которой были украшены множеством золотых браслетов. Она, похоже, даже умылась, отчего казалась гораздо красивее, чем остальные, и держала в руках корзинку, в которой лежал хлеб, копченое мясо и глиняная бутылка.
— Кажется, я буду занят какое-то время, страж, — плотоядно облизнулся Зивий, неожиданно переходя на альбаландский и скользя похотливыми глазками по фигуре девчонки, замотанной в грубую дерюгу. — Ты без меня справишься?
— Если мне оттяпают башку, не забудь сказать Софии, где ты был в этот момент, — ответил я ему на моем родном языке.
Он оскалился, считая, что я удачно пошутил, перекинул розовый крысиный хвост через руку и направился вкушать плоды гостеприимства виктов. Я же пошел вместе с троицей громил осматривать деревню. Двое встали с двух сторон от меня, а Бигур сердито сопел в спину, словно зубр.
Несколько раз я рисовал на земле фигуры, чтобы понять, есть ли здесь хоть какое-нибудь присутствие темных душ. Когда я заканчивал, один из воинов обязательно тщательно затирал рисунок голой ступней, предварительно поплевав на землю, чтобы «магия» не причинила никому вреда.
Место, где приносят жертвы, я увидел сразу. Серый плоский камень, кровь в который, казалось, впиталась навечно и смыть ее не могли ни дождь, ни снег, лежал рядом с западным выходом из деревни, ведущим к берегу. Одушевленного в алтаре пока не завелось, но при таком «уходе» за жертвенником это вопрос пары десятилетий.
— Подождите здесь, — сказал я своим конвоирам.
— С чего бы нам оставаться? — возмутился Киорр.
— Там опасно. Возможно, злые духи, — соврал я, не моргнув глазом. — Но если хотите — идите. Когда они отвлекутся на вашу кровь, мне будет проще работать.
— Я не для этого плачу тебе столько золота, чтобы облегчать твою работу, страж. Клянусь громом, ты все сделаешь сам.
Я отвернулся от них, позволив себе легкую улыбку, и, на ходу извлекая кинжал, отправился к камню. Они, все еще ворча, отошли назад, расположившись на крыльце дома и внимательно следя за каждым моим действием.
Рядом с алтарем на корточках сидел старикан с орлиным носом и лохматой седой бородой. Я приветливо кивнул ему и не стал прогонять. Сразу видно, что дед упрямый. Он сплюнул на землю, потом подумал и тоже кивнул.
— Понимаешь на всеобщем? — спросил я его, рисуя вокруг алтаря фигуру.
— Чуть-чуть.
Я продолжил работу, и он через какое-то время с вызовом спросил про рисунок:
— Что за медвежья задница?
— Тебя это не должно беспокоить.
— Это ты так говоришь. Я сам решу, беспокоит меня или нет. Ты чужак, да еще и без меча. Как тебя в нашу деревню вообще пустили?! Молодежь нынче не та. Блохастые псы какие-то. Бабы. Во времена моей молодости чужака уже посадили бы на кол, и женщины сдирали бы с него кожу, чтобы сделать ухажерам памятные браслеты. А теперь женщины больше любят золото, а ухажеры — слабаки. Так чего они тебя пустили? Что ты им наплел?
— Я пришел с Завуссом.
— А… — разочарованно протянул старикан. — Этот похотливый бурдюк жира. По мне, так он какое-то мелкое отродье, а не бог. Но все равно… я бы тебя сюда не подпустил.
— Значит, мне вроде как повезло, что твое время прошло.
— Клянусь богами — да. Разбил бы тебе башку молотом прямо на этом булыжнике. А мозги выбросил бы чайкам.
Старый хрыч оказался сварливым болтуном, и, пока я заканчивал фигуру, он пообещал мне, наверное, сто тысяч вариантов смерти и, не переставая, бухтел, как хорошо было в его времена.
Наконец камень налился опаловым цветом и начал хрустально звенеть. Киорр и его дружки, забыв о страхе, подошли и уставились на невиданное зрелище. Когда алтарь стал прежним, сын вождя глумливо поинтересовался:
— Теперь скажешь мне, что я должен тебе десять золотых, потому что ты убил темную душу? Думаешь смутить меня каким-то сиянием? Я с детства вижу, как по лесу летают огни и мерцают деревья.
— Это мера предосторожности, чтобы здесь никогда не появилось то, что пожрет вас вместе с женами и детьми в одну из ночей, — ответил я ему. — Я сделал это совершенно бесплатно.
— Нет у нас в деревне никаких духов, воин с тьмой, так что перестань пользоваться магией, иначе я отрублю тебе руки.
— Тогда ты опечалишь Завусса, и он лишит вас своего благословения. К тому же души здесь есть, правда не темные.
— Да ну?
— Вот тут один старикан говорит, что ты его внук. — Я не обратил внимания на скептический тон викта.